Через месяц после того, как в 2009 году ведущий программист Goldman Sachs Сергей Алейников покинул компанию, он был задержан. Ни ФБР, ни присяжные, кажется, так до конца и не поняли, что же он сделал. Goldman Sachs обвинил его в краже десятка мегабайт компьютерного кода, и 41-летний отец троих детей получил восемь лет лишения свободы. Об этом — история противостояния обычного трудоголика и обвинительной машины.
В ночь на 3 июля 2009 года Алейникова задержали после рейса Чикаго — Ньюарк. Покинув самолет, он заметил троих мужчин в черных костюмах. Они представились агентами ФБР и, не сообщив причину задержания, надели на него наручники.
Программист был в растерянности и не понимал, какое преступление он мог совершить. Перед этим у него был, наверное, лучший период в жизни: недавно родился третий ребенок, он получил интересную работу в хедж-фонде, который платил ему миллион долларов в год, его семья переехала в новый большой дом. Двадцать лет назад он приехал в Америку из России без денег и с плохим английским и достиг американской мечты.
Когда его задержали, он не сопротивлялся. Первым предположением было, что его перепутали с другим Сергеем Алейниковым. Потом ему пришло в голову, что его новый работодатель, известный HFT-трейдер Миша Малышев, сделал что-то противозаконное. Но он ошибался. В аэропорту Ньюарка ему сказали, что он украл компьютерный код, принадлежащий Goldman Sachs (далее GS).
Встретивший его еще неопытный агент ФБР Майкл МакСвэйн до этого в течение 12 лет был валютным трейдером на СМЕ. Он закончил свою карьеру на Уолл-стрит в том же 2007 году, когда Сергей начал свою. МакСвэйн посадил Алейникова в черную машину и отвез в здание ФБР в Нижнем Манхэттене. Там Майкл привел его в небольшую комнату для допросов, приковал наручниками к настенной трубе и зачитал ему права.
Затем он разъяснил версию следствия: в апреле 2009 года Сергей согласился на новую работу в HFT-компании Teza Technologies, но перед этим в течение шести недель передавал дела в Goldman. В этот период он послал себе через репозитарий Subversion с сервером в Германии 32 мегабайта исходного кода. Сайт, который использовал русский программист, а также его нахождение показались МакСвэйну очень подозрительными. Сергей понятия не имел, где расположен сервер этого репозитария. Он просто нашел его через поиск в google, так как это был популярный сервис, используемый разработчиками всего мира для хранения кода.
Кроме того, агент считал очень важным, что Алейников использовал сайт, не блокируемый Goldman Sachs. Сергей пытался объяснить ему, что компания закрывала программистам только порносайты и соцсети. Агент ФБР хотел, чтобы обвиняемый признал, что он стер свою bash history (команды, которые он ввел через клавиатуру в GS). Сергей попытался объяснить, почему он сделал это, но МакСвэйна это не сильно интересовало. «То, как он это сделал, показалось мне гнусным», — сообщил позже агент ФБР.
Все, что говорил Сергею агент, по сути было правдой, но он не понимал, в чем виноват. «Я думал, что это какое-то сумасшествие», — говорит он. «Сотрудники ФБР перечисляли компьютерные термины так, что они не имели никакого смысла. Они ничего не смыслили в HFT и исходном коде». МакСвэйн просто повторял заученные фразы, которые он слышал от других, не понимая, о чем идет речь. «В России существует игра «испорченный телефон»; мне кажется, он играл в нее в тот момент», — вспоминает Сергей.
В ночь ареста Сергея не позвонил сразу адвокату, а набрал номер жены и рассказал ей, что произошло. Кроме того, он попросил супругу передать агентам ФБР его компьютеры, хотя ордера на обыск у них не было, так же, как и ордера на его арест.
Он попытался вежливо узнать у сотрудника ФБР: «Как вы можете выяснять, что было украдено, если вы понятия не имеете, что это?» Сергей думал, что, если бы агент понял, как работают компьютеры и HFT, все бы прояснились. «Я хотел доказать ему, что ничего интересного там нет», — говорит Сергей. Но агент совершенно не хотел понять его. Он просто продолжал говорить Алейникову: «Все, что вы скажете, будет использовано в суде против Вас». Сергею показалось, что задачей ФБР было посадить его, быстро получив признание.
Главным препятствием на этом пути было то, что ФБР не понимало, в чем он должен признаться. «В письменном заявлении они делали очевидные ошибки в компьютерных терминах. А я пытался их исправить», — вспоминает Сергей. Однако в 1:43 утра, после пяти часов допросов МакСвэйн направил e-mail в офис прокурора: «Нифига себе! Он подписал признание». Алейников подписал признание, предварительно перечеркнув ошибочные термины в обвинении. Через две минуты агент отправил Сергея за решетку. Прокурор сказал, что его нельзя освободить под залог, так как он представляет опасность для общества и может убежать из страны. К тому же, он владеет компьютерным кодом, который в чужих руках позволит «манипулировать рынком несправедливым способом». Вероятнее всего, прокурор считал, что Goldman Sachs использовал его, чтобы манипулировать рынками более справедливым способом.
В дальнейшем Алейников отказался говорить с журналистами и давать показания в суде. Его речь и внешний вид, напоминавший русского шпиона, мало подходили для успешной самозащиты, он здорово говорил с другими экспертами, но не с обычной аудиторией, поэтому его адвокат Кевин Марино посоветовал ему хранить молчание. Сергей и молчал, даже после того как был осужден на восемь лет без возможности условно-досрочного освобождения.
Жизнь в СССР
Сергей Алейников не хотел иммигрировать в Америку и уж тем более работать на Уолл-стрит. Он покинул Россию в 1991 году, но больше с печалью, чем с надеждой. «Когда мне было 19, я не представлял, как можно оставить страну. Я был патриотом и даже плакал, когда умер Брежнев. Еще я всегда ненавидел английский и считал себя неспособным к изучению языков», — вспоминает Сергей.
Главной проблемой в СССР было то, что ему не позволяли учиться программированию, а он хотел. Причиной послужила его национальность, в паспорте значилось, что он еврей, поэтому ему было очень трудно поступить в университет. Сергей смог прикоснуться к компьютеру в 1986 году, когда ему было 16 лет. Первой его программой был график синусоиды. Когда компьютер выполнил код, парень был поражен и понял, что это его призвание. Он был вовлечен в программирование не только интеллектуально, но и эмоционально. «Написание программы, как рождение ребенка. Это творчество. Пусть и техническое, но это произведение искусства. Вы получаете от этого удовлетворение», — говорит он.
Сергей хотел применять свои знания математики и информатики, но действующая система не давала ему этого. «Мне пришлось смириться с мыслью, что СССР не лучшее место для меня», — говорит г-н Алейников.
В Нью-Йорк он прилетел в 1991 году, уже после распада Советского Союза. Первым его пристанищем стала комната на 92-й улице, где его приютила еврейская ассоциация YMCA. Его потрясло в новом городе множество разных людей на улицах и фантастический выбор продуктов в магазинах. Он сфотографировал ряды по продаже колбасы и отправил фото матери в Москву. «Я никогда не видел так много колбасы», — говорит он. Правда, позже он выбрал вегетарианство.
Обилие колбасы поразило Сергея Алейникова
Алейников приехал в Америку без денег и реальных идей, как их получить. Он попытался устроиться на работу. «Это было довольно нервно. Я не говорил нормально по-английски, а резюме было чуждым для меня понятием» — говорит он. На первом интервью его попросили рассказать о себе. «Для советского менталитета этот вопрос означил назвать место рождения и родственников», — объясняет он. Сергей лишь смог рассказать о родных и больше ничего. Но у него были хорошие способности к программированию, и вскоре он нашел работу в офисе медцентра в Нью-Джерси за $8,75 в час. Позже он получил работу в департаменте компьютерных наук Rutgers, где ему дали стипендию, чтобы он мог получить степень магистра. Потом он несколько лет работал на интернет-стартапы, пока в 1998 году не получил предложение от телекомгиганта из Нью-Джерси IDT. В течение следующего десятилетия Алейников разрабатывал системы и писал код для маршрутизации миллионов телефонных соединений, помогал снижать издержки и увеличивать скорость. Когда он пришел в компанию, в ней было 500 сотрудников, а к 2006 году — уже 5 тысяч, и он был ее айти-звездой. В том году ему позвонил представитель кадрового агентства и сказал, что в его специфичных навыках программирования заинтересованы на Уолл-стрит.
$270 тыс. за съеденную муху
Сергей был малообщителен. Хотя у него был круг знакомых из России, но его больше всего увлекала работа с кодом. Поэтому до того как рекрутер рассказал ему об Уолл-стрит, Сергей особо ничего и не знал про эту финансовую улицу. Ему отправили кучу книг о финансах и применяемом в этой области программном обеспечении. Также ему сказали о том, что он сможет зарабатывать много больше $220 тыс. в год, которые он получал в то время. Сергей начал было читать пару книг, но потом решил, что это не для него. Он трудился на благо телекомсектора и не нуждался в больших доходах. Через год ему снова позвонили из кадрового агентства. Жена Сергея, милая русская иммигрантка Элина, вынашивала третьего ребенка, и им было нужно переселяться из двухкомнатного дома. К тому же в 2007 году IDT был в трудном финансовом положении, поэтому Алейников согласился.
Goldman Sachs провел с ним серию телефонных интервью, а потом пригласил на целый день живого собеседования. Сергей считал это обременительным и странным. «Я никогда не видел, чтобы люди вкладывали столько энергии в оценку других», — говорит он. Десяток сотрудников Goldman Sachs один за другим испытывали его компьютерными головоломками, математическими задачами и даже физическими вопросами. После этого сотрудникам Goldman стало ясно, что он знает больше, чем они его спрашивают. Далее его пригласили прийти на следующий день. Он пошел домой с мыслью о том, что не хочет работать в Goldman Sachs. «Но на следующее утро во мне проснулся дух конкуренции. Я понял, что это соревнование и надо его пройти», — говорит он.
Очередной раунд интервью завершался встречей с одним из русских HFT-трейдеров — Александром Давыдовичем. Он был управляющим директором, и у него было два вопроса на математические способности. Первый вопрос звучал так: «Является ли 3599 простым числом?» Сергей подумал, что 3599 очень близко к 3600. Он записал следующее уравнение: 3599 = 3600 – 1 = 602 – 12 = (60 – 1) (60 + 1) = 59 ´ 61. То есть 3599 не простое число. Алейников нашел ответ примерно в течение двух минут.
Второй вопрос оказался сложнее. Александр предложил Сергею представить прямоугольную комнату и сообщил все три ее измерения. «Он сказал, что на полу комнаты сидит паук, дал его координаты. Была еще муха на потолке, ее координаты тоже были известны. Давыдович попросил вычислить кратчайший путь паука до мухи», — рассказывает Алейников. Кратчайшим путем меду объектами является прямая линия, но паук не может летать, он может только ползать по поверхности. И тут Сергей понял, что надо превратить трехмерную комнату в одномерную поверхность, после чего рассчитать расстояние по теореме Пифагора.
Для решения этой задачи ему также потребовалась лишь пара минут. После «пойманной мухи» Давыдович предложил ему работу с зарплатой $270 тыс. в год.
Придерживая слона
Алейникова поразило, что он идеально вписался в компанию: половина программистов Goldman Sachs были русскими. Русские имели репутацию лучших на Уолл-стрит, и Сергей знал почему: они должны были научиться программированию без постоянного нахождения возле компьютера. «Время работы на компьютере для программистов из СССР измерялось минутами. Когда вы пишете программу, вам дается крошечный временной интервал для того, чтобы она заработала. Следовательно, мы писали код так, чтобы свести к минимуму время отладки. Приходилось много думать, как лучше реализовать алгоритм, прежде чем написать его на бумаге. Сейчас доступность машинного времени позволяет десять раз написать и стереть идею» — говорит Алейников.
Он присоединился к GS в интересный период. К середине 2007 года отдел по торговле облигациями инвестбанка был одним из виновников мирового финансового кризиса, помогая греческому правительству маскировать книгу долгов, попутно выпуская sub-prime ипотечные бумаги и играя против них.
Тогда же расплодились биржи и различные dark pool, на которых торговались одни и те же активы, что давало возможность арбитража. Большая часть нового торгового оборота создавалась не старомодными инвесторами, а чрезвычайно быстрыми роботами HFT-фирм, таких как Getco и Citadel, а также HFT-подразделений больших банков, таких как Goldman Sachs. По оценкам экспертов, алгоритмы высасывают с рынка около $20 млрд. Точная цифра неизвестна, так как высокочастотные фирмы не обязаны разглашать свои доходы. Но когда Citadel предложило высокочастотному трейдеру Мише Малышеву $75 млн, а он все равно ушел, это говорит о многом.
Сочетание новых законодательных норм и технологий проявилось в войне роботов. Чем роботы быстрее, тем больше шансов заработать. В 2008 году Goldman Sachs решил зарабатывать с них миллиарды. До этого высокочастотное подразделение GS заработало всего $300 млн. На фоне того, что аналогичное подразделение Citadel получило $1,2 млрд, GS не входил даже в Топ-10, что печалило руководство.
HFT-роботы Goldman Sachs были медленными. Алейников должен был повысить скорость систем. По словам Сергея, система GS была смесью кода разных программистов, а его написание в IDT было организовано намного лучше. GS купил ядро своей системы девять лет назад у компании Hull Trading. На неповоротливой системе нависало огромное количество старого программного обеспечения и девять лет различных исправлений. По расчетам Сергея, в ней было более 60 млн строк кода. Изначально он должен был следить за исправностью этой системы.
Один небольшой пример его работы: в Нью-Джерси инвестбанк купил здание напротив Nasdaq, что должно было обеспечить быстродействие торговли, но это не помогло. Алейникову поручили увеличить скорость передачи. Когда он пришел, за секунду туда и обратно проходило 40 тыс. сообщений. Когда он протестировал систему, то сигнал от GS до Nasdaq проходил за 5 миллисекунд. У других HFT за этой временной промежуток сигнал идет из Чикаго в Нью-Йорк. Конечно, такая скорость никого не устраивала, и Сергей начал искать причины. Было проверено оборудование, так как хорошие HFT-компании меняют его раз в пару месяцев. Но причиной оказалось неуклюжее программное обеспечение GS. Высокочастотная торговая платформа была разработана в типичном для Goldman стиле: каждый посланный сигнал должен был пройти через материнский сервер на Манхэттене, прежде чем отправиться обратно в рынок. «На самом деле причина задержки была не в расстоянии, а в том, что на пути сигнала были наслоения корпоративного коммутационного оборудования», — говорит Сергей.
Через несколько месяцев работы Алейников пришел к выводу, что лучшее, что можно сделать, — это полностью снести старую высокочастотную платформу и построить новую. Но начальство не хотело менять оборудование, ему была нужна прибыль здесь и сейчас. «Они не были заинтересованы ни в чем долгосрочном, они хотели все и сразу, — говорит Алейников. — Но постоянное исправление существующей системы привело к тому, что она стала похожа на слона, которого трудно удерживать». Фактически два года в GS он и «поддерживал слона».
Нечестный Goldman
Алейников считал трейдинг азартной игрой для лудоманов и предпочитал ему спокойный мир программирования. Он не дружил с трейдерами из Goldman. Но он знал, что они одержимы скоростью, и создавал для них то, что они хотели. «Мне не было до конца ясно, будет ли преимущество на нашей стороне, если мы уменьшим скорость на половину миллисекунды», — говорит он.
Он изменил работу алгоритмов в Goldman по принципам IDT: он децентрализовал систему. Раньше сигналы из различных бирж поступали в единый центр, теперь же внутри каждой биржи был свой мини-центр. Но большая часть времени тратилась на обновление старого кода. Для этого он и другие программисты GS прибегали к открытому коду, доступному каждому. Эти инструменты и компоненты не были предназначены непосредственно для финансовых рынков, но могли быть адаптированы для модернизации систем GS. Вскоре Сергей обнаружил, что Goldman Sachs взял огромное количество бесплатного программного обеспечения в сети, но не вернул его после того как изменил, даже когда модификация была незначительной и не применялась в финансовых целях. «Я взял свободно распространяемые компоненты, упаковал их и сделал возможным работу двух компьютеров как одного. Если у одного компьютера проблемы, второй перехватывает задачи и начинает работать за него», — рассказывает Алейников. Сергей подошел к своему боссу Адаму Шлезингеру и спросил, может ли он выложить свою наработку обратно в открытый код. «Он сказал, что это теперь собственность Goldman Sachs, — вспоминает Алейников. — Он был очень напряжен, когда я упомянул об этом». Алейников никак не мог понять, как можно так эгоистически вести себя: пользоваться кодом других, а взамен ничего не давать.
В GS культивировалась конкуренция: каждый пытался показать, насколько велик его личный вклад, так как команды не получали бонуса. Такой подход не способствовал хорошему программированию, потому что оно является командной задачей. Связи между сотрудниками были минимальны — в отличие от телекомсектора, где происходило взаимодействие между людьми и программисты были более расслаблены. В Goldman, по словам Алейникова, было так: «Там кое-что поломалось, и мы теряем деньги. Исправьте это сейчас». Назначенные на исправление проблемы программисты не разговаривали друг с другом. «Когда два человека хотели поговорить, они шли в пустой кабинет», — говорит Сергей.
Алейников не знал о своей репутации: он был известен как лучший программист Goldman Sachs. «На Уолл-cтрит было всего двадцать человек, которые могли делать то, что может делать Сергей. И он был один из лучших, если не лучший», — говорит один из хедхантеров.
В Goldman программисты обычно не знают себе цену. Они отделены от трейдеров и поэтому не видят цифр, не знают сумм, которые зарабатываются с помощью их алгоритмов. Это и не интересовало Сергея. Ему сделало предложение UBS, обещая поднять зарплату до $400 тыс., но он не хотел идти в другую фирму на Уолл-cтрит. Но в начале 2009 года ему поступило предложение создать торговую платформу для хедж-фонда, созданного 39-летним русским Мишей Малышевым.
Перспектива создания новой платформы, а не исправления старой заинтересовала его. К тому же ему были готовы платить больше миллиона долларов в год, предложили открыть офис возле его дома в Нью-Джерси. Он согласился и сказал Goldman, что уходит. Руководители спросили его, что они могут сделать, чтобы он остался. «Они пытались обсуждать заработную плату, — говорит программист. — Я сказал им, что дело не в деньгах. Это был шанс построить новую систему с нуля. В то время как в IDT я действительно видел результаты моей работы, в Goldman была эта чудовищная система. У меня было чувство, что никто в компании не знает, как эта система работает целиком».
Руководство GS попросило его в течение шести недель обучать людей себе на замену. Четыре раза за эти шесть недель он отправлял исходный код системы, с которой работал. Позже его обвинят в отправке 32 мегабайт кода. В этих файлах был как открытый код, так и доработанный и уже принадлежащий Goldman Sachs. Как он позже пытался объяснить агентам ФБР, он надеялся отделить одно от другого, чтобы вспомнить, как он изменил открытый код. Он посылал эти файлы точно так же, как делал это и раньше каждую неделю, начиная с первого месяца работы. «Никто никогда не говорил мне ни слова об этом», — объясняет программист.
Он просто открыл браузер и скопировал код в бесплатный репозитарий Subversion, потом он сделал то, что делал всегда: удалил свою bash историю (команды системе. Bash — это оболочка во многих дистрибутивах Linux, включая Fedora, Ubuntu, Redhat). Если бы он хотел остаться незамеченным, то мог бы придумать, что-то более хитроумное. «Я знал, что они могут быть недовольны. Мне казалось, что я немного превышаю скорость на автомобиле», — говорит он.
Спящие присяжные и чудной профессор
Суд над Алейниковым длился десять дней, и на нем было мало профессионалов. Мир высокочастотной торговли невелик, поэтому вряд ли найдутся те, кому интересно шататься по судам. Присутствующие вообще не разбирались в HFT-трейдинге. На суде был профессор Иллинойского технологического института Бенджамин Ван Влит, которого нельзя назвать профессионалом в высокочастотной торговле. Об этом рынке он был дезинформирован и назвал Goldman Sachs — New York Yankees в HFT, хотя это не совсем так.
Скамья присяжных состояла в основном из выпускников средней школы, не имеющих опыта программирования. Миша Малышев, которого вызвали в суд в качестве свидетеля, сказал, что код Goldman Sachs был бесполезен в системе, которую должен был строить Сергей. Миша настаивал, что он никогда не хотел импортировать кода, потому что он хотел построить свою систему Teza с нуля. «Даже если бы мне предложили всю высокочастотную торговую платформу Goldman, я бы не был заинтересован», — сказал Миша, но когда он посмотрел на присяжных, то половина из них, казалось, спала. «Если бы я был присяжным, а не программистом, мне было бы очень трудно понять, что я сделал», — говорит Алейников.
Алейников должен был перейти на работу к Мише Малышеву из Teza technologies(на фото)
Роль Goldman Sachs в суде заключалась в том, чтобы еще больше затруднить понимание. Свидетели из инвестбанка вели себя так, как будто хотели судебного преследования, а не были независимыми. «Не то чтобы они лгали, — говорит Сергей. — Но они говорили вещи, которые им не были понятны. Когда Адаму Шлезингеру был задан вопрос о коде, он просто сказал, что весь он является собственностью Goldman. Я бы не сказал, что он лгал, но его неправильно поняли».
На суде не было профессионалов, что-то понимающих в HFT-бизнесе, не прибегало к их помощи и ФБР. «Они бы принесли мой компьютер в зал суда, вытащили бы из него жесткий диск и показали присяжным как доказательство!» — считает г-н Алейников.
После реального заседания в отдельном зале ресторана был собран своего рода второй HFT-суд. Известный журналист Майкл Льюис пригласил в качестве присяжных полдюжины человек, хорошо знакомых с Goldman Sachs, с высокочастотной торговлей и программированием.
История о том, что Алейникову нужен был только общедоступный код, которую ФБР посчитал неубедительным, показалась логичной присяжными. Так как Goldman не разрешил ему выкладывать в сеть улучшенную версию открытого кода, то единственный способ его взять — это скопировать код инвестбанка. То, что частично туда попал код, принадлежащий GS, никого не удивило. Этот код был написан только для их платформы, поэтому он не был бы полезен ни для кого извне. Две маленькие части кода, которые он использовал в новой платформе Teza, имели общедоступные лицензии. «Ему действительно было бы проще написать новую платформу с нуля», — сказал один присяжный. Все сошлись в оценке, что код Goldman для создания новой системы вряд ли бы ему пригодился.
Но Алейников удивлял HFT-присяжных своими ответами. Они очень удивились тому, что он еженедельно посылал коды с серверов GS и никто в компании ничего ему не сказал. «В Citadel, если ты вставишь флешку в свой рабочий компьютер, в течение пяти минут кто-то уже будет стоять рядом и говорить: парень, черт возьми, что ты делаешь?», — сказал один из участников встречи. Также они удивлялись тому, как мало он скопировал: восемь мегабайтов в платформе, которая состояла из одного гигабайта кода. Но больше всего присяжных удивило то, что он имел доступ ко всем стратегиям, но не взял ни одной, то есть он не крал роботов. Ему это не показалось интересным.
Реальной тайной осталось не то, почему Сергей отправил код, а то, почему Goldman Sachs и ФБР так настойчиво хотели посадить его. Они тренировали сотрудников давать нужные показания, чтобы программист получил больший срок, а ФБР не пыталось разобраться в вопросе.
Возможно, менеджеры Goldman Sachs боялись за собственные бонусы. Посадив бывшего программиста за кражу «важных-важных» секретов, они показали руководству, что занимаются «важными-важными» делами. Кроме того, они могут претендовать на дополнительные годовые бонусы за «предотвращение утечки кода». На встрече все пытались понять, почему Сергей такой спокойный. Кажется, он был доволен происходящим, и нельзя было предположить, что он потерял дом, работу, жену и сбережения. Один из людей за столом остановил беседу о машинном коде и спросил: «Почему Вы не расстроены?» Сергей просто улыбнулся в ответ. «Нет, действительно, — сказал другой. — Как Вы остаетесь настолько спокойными? Я бы уже сошел с ума». Он снова улыбнулся и сказал: «В какой-то мере я рад, что это произошло со мной. Думаю, что это улучшило мое понимание жизни».
Снова арест
После обвинений GS и ФБР Алейников ушел в себя и думал о своем месте в этом мире. «Когда я был арестован, я не мог спать, — говорит он. — Я видел статьи в газете и дрожал от страха потерять свою репутацию. Теперь я просто улыбаюсь и не паникую». К тому времени, когда Сергея посадили в тюрьму, его бросила жена, забрав у него дом и деньги, и его никто не поддерживал. В тюрьме, в которой Сергей провел первые четыре месяца, содержались самых жестокие преступники. Ему не было страшно оставаться с ними наедине, и впервые за свою жизнь он начал больше разговаривать.
После года в заключении обращение Сергея Алейникова во второй окружной апелляционный суд было услышано. Его адвокат Кевин Марино работал для него бесплатно, так как Сергей был банкротом. Аргументом Марино было то, что законы, на основании которых его обвиняют, фактически не относятся к его случаю. В полдень 17 февраля 2012 Сергей был освобожден.
После тюрьмы программист стал больше улыбаться
Через несколько месяцев Марино заметил, что Сергею не вернули паспорт, и позвонил ему. Оказалось, что его, оставшегося с друзьями в Нью-Джерси, снова арестовали, посадили в тюрьму и вновь готовят обвинение в его адрес. Теперь ему грозит четыре года тюрьмы. Несколько дней спустя окружной прокурор Манхэттена Кир Ванс младший заявил, что штат Нью-Йорк обвиняет Сергея Алейникова в «краже и дублировании сложного компьютерного кода, принадлежащего Goldman Sachs». В пресс-релизе прокуратуры говорилось, что код настолько конфиденциален, что на рынке его называют «секретным соусом фирмы».
Марино вспомнил, откуда взялось сочетание «секретный соус». Эту фразу использовал в своих показаниях Сергей, когда дразнил обвинителей, называя код Goldman Sachs секретным соусом. Сейчас Алейников вышел под залог, а его дело продолжается. Теперь и он подал в суд на Goldman, чтобы вернуть судебные издержки. После заключения, по его словам, он переосмыслил жизнь и стал счастлив как никогда. Впервые в жизни он начал общаться с людьми, тогда как раньше его интересовал только компьютерный код. Сергей уверен, что тюрьма полезна для каждого мужчины: она помогает разобраться в жизни, не зависеть от денег, научиться ценить простые вещи, такие как солнечный свет и утренний бриз.
Ответ Goldman Sachs: «Компания потратила миллионы долларов и десятки тысяч часов, развивая исходный код и технологию бизнеса. Фирма пытается защитить эту ценную технологию. Фирма ограничивает доступ к собственным технологиям тем сотрудникам, в обязанности которых входит поддержание технологий. Когда он уходил из компании, то зашифровал и отправил на сервер в Германии 500 тыс. строк. Несмотря на то, что данный файл содержал и открытый код, существенную часть занимал код, являющийся собственностью Goldman Sachs.
В статье использованы материалы Майкла Льюиса и Vanity Fair